ему нужна была эта победа, хотя бы какая-то малейшая, чтобы преисполниться как личность ( доказать самому себе, что способен на многое, этот приз слишком многое значил, этот приз слишком важным стал за несколько месяцев ) — этот приз их завершением истории должен был быть. олег выигрывает, они расходятся, так толком и не успев завязать какие-либо отношениях ( а кто они друг для друга вообще? не друзья, не враги, не кто-то больше ). ведь олег никогда для влада не будет чем-то необходимым ( чем-то важным ), у влада семья прекрасная и любящая, а олег что-. а олег-то что? и сил волевых не хватает для вопросов, которые мечутся дикими шакалами, нарушают идеалистический покой души, рвутся в разные стороны и лишь разрушают его микромиры; вопросы не закрываются, гельштальты продолжают скручивать пальцы по кругу, олег скрипит зубами, стирая эмаль в зубной порошок и, по правде говоря, начинает себя ненавидеть.

и где такое видано, чтобы сам олег шепс и себя?
( у них эти отношения — катастрофическая ошибка, землетрясение магнитудой в 7,7 баллов. олегу бы придушить себя, накачаться наркотиками, о которых уже больше года как не вспоминает, а сейчас вот всплывает. олегу бы броситься через мост и утонуть наглухо, потому что выпитых бутылок виски_красного вина_водки не пересчитать. на душе кошки скребут, на душе так насрано, чтобы нет ни сил прочищаться, ни сил себя спасать самолично; их отношения — а отношения ли это вообще? что это? кто они друг для друга? к т о ).

[indent]олег не знает.

но олегу так сильно хочется это узнать, понять наконец истинные планы влада. залезть в его головы, раскрыть его, осквернённую чернокнижием, душу ( что ты чувствуешь, владик? потому что я чувствую себя паршиво, я чувствую себя какой-то блядью, которую лишь позови и придёт. я чувствую себя никем, потому что не понимаю кто я для тебя. зачем я тебе. что тебе нужно от меня? я так запутался в себе, так запутался в тебе, я погряз в нас; я тону в этом дерьме уже так долго ). олег молчит, давит лишь в линию тонкую губы, сжимает руки в кулаки покрепче, и всё равно молчит.

за влада больно, по-настоящему больно. не как к сопернику, не как к другу, а по-человечески, по-душевному за него больно, ведь той печали в глазах тёмно-карих он давно уже не встречал. олег думал, что череватый давно похоронил старого-влада, выбросил того из окна, закопал в могильной яме, но нет. вот он настоящий влад череватый — раненный злыми словами, порубленный злыми речами ( зачем они так с тобой? по правде они так с тобой или же нет? ) олег впервые не вмешивается, не понимает какой стороны должен держаться и молчит. это молчание даётся с таким большим трудом, ведь чувствует нутром собственным как чернокнижнику тяжело: проглатывать сочившийся яд от других, прикрывать глаза на обвинения, сжимать зубы от неосвобождённой злости от бессилия.

они все выкорчевали корень, обернули его в горшок из цаллафанового чёрного пакета и забыли даже подлить чуть воды. им плевать на твои чувства, влад, это всего-лишь шоу, которое смотрят тысячи, а может и миллионы людей. и олегу хочется, так сильно хочется незаметно толкнуть его, прошептать, чтобы влад был крепким. сильным. а возможности нет, молчание рыбьем запахом сопутствует, шепс чувствует его, а потом чувствует эту улиточную слизь неприятную, которая через его плечо широкое перебирается.

это всего-лишь шоу, которое имело такое огромное значение, ведь потухшие жизненные огни в зрачках не заметит лишь полный идиот ( и олегу пришлось, пришлось натянуть свою самую искреннюю улыбку, закрывая глаза на улиточную слизь за своим плечом, ближе к лопатке ). так чувствовал себя влад — отвра - ти - тельно. это мерзкое ощущение, витающее не только в воздухе, но и охватывающее приличный радиус территорий. это чёрствое и злое, это едва вырвавшееся и сразу же подавленное владом.

почему ты не защищался? почему не сказал как оно есть?
почему бороться перестал?

олег ответы на вопросы свои эти паскудные ищет в алкоголе крепко-проспиртованном. по стопке одной_пятой_седьмой _____ со счёта сбивается. его мажет сильно, а перед глазами всё плывёт и шатается в каком-то три-д наркотическом, туда-сюда просто. только вот у олега его разделённое с владом первое место. только вот лишь у олега искренняя улыбка, а влад куда-то сразу же пропал. только олег пытался натянуть на себя маску счастливую, когда по-искреннее считал, что для него, олега шепса, это настоящий конец.

он помнит, когда имя влада марат из конверта разворачивал, наружу сильно выпячивал. олег стереть из роговицы никак не может ту пелену перед глазами, которую ощутил в тот момент. он себя простить за это не может, он свою гордость простить за это не может. то как чужое имя по слуху ударило железкой крепкой. словно удар подых. словно он тонет. словно задыхается в ту же секунду.

ведь это было так важно.
ведь саша на него поставил ва-банк.

неважно сколько они будут шептаться с друг другом, неважно сколько слов будет вылито и сколько фраз сказано — олег будет для влада всё таким же ' никем ', — и лучше пусть тогда ненавидят больше всего, чем так. лучше пусть влад его проклянёт, будет ненавидеть больше всего, кого-то к нему подселит, но, прошу, не молчи, когда смотришь.

а влад тогда всё время смотрел
и молчал.

для олега это удар, это ножевое крупнокалиберное.
в самое сердце.

наверное, поэтому так сорвался на смс-ки идиотские, наверное, поэтому всем богам-сущностями-ангелам-неангелам мольбы слал, чтобы это произошло. и неважно, что на ногах едва держится, неважно что от него разит за метров сто, неважно что ведь красный и подшатывающийся в разные стороны. всё это совсем неважно.

— мы кажется, сегодня виделись.

перед финалом не удалось поговорить без камер. после — тоже.
у них не было времени совсем ни на что, а поступок влада до сих пор где-то под сердцем сохранённой пластинкой проигрывается из раза в раз.

он посмеивается на не злом, подходит ближе,
заглядывает в те самые потухшие глаза, и усмехается, обнажая свою улыбку из пластинок ментолового орбита.

— чего грустный, владик? всё же было хорошо.

олег самому себе врёт, а пьяный разум подыгрывает. подходит с ноги на ногу перебираясь, пытаясь поменьше снега ловить подошвой ботинок, которые совсем не подходили для водно-зимних процедур; влад потерянное животное, потерянная израненная душа, которую хочется отогреть и спрятаться где-то у себя. только вот владу вряд ли это понадобится.

лёвка согреет, ленка поцелует
да, владик?

— свалил. не сказал ничо.

до безбожности близко к владу подходит. но это уже ничего не значит ( и не значило для влада никогда ничего ), ведь здесь только олег в дураках вечных был. бегать всё продолжал, выслушивал до каждой минуты от а до я. только олег пытался, только олег для влада изо всех сил хватался. только вот они же никто друг для друга, просто парни, просто какие-то там пару часов назад соперники.

облачко холода изо рта выталкивает; внутри тепло так, почти-что жарко, но хитинов покров всё равно в отенке красном.
то ли от бега.
то ли от выпитого количества алкашки разнообразной, которую успел найти, чтобы мысли свои обречённые заглушить.

— давай пройдёмся, а то холодно так стоять.

и губу закусывает, потому что человеческое разочарование такое горькое на вкус. а душевное тем более.

ему давно не было так волнительно и страшно одновременно, ни одна его девушка не доводила его до состояния такого критического в ноль ( ни одной не удавалось пробить его хитинов защитный покров ), но владику удалось. влад разрушал одну стену за другой, уничтожал все границы, стелил для себя удобно-комфортную дорожку, от которой было не по себе. олегу не по себе. такое с ним впервые и такое с ним впервые такое долгое время.

когда лишь алкоголь чуть приглушает очевидные страхи.
когда лишь алкоголь глушит ту сердечную боль, прикрывая клапаны.

олегу не хочется тонуть в этом ещё раз, не хочется разбиваться по встречке, не хочется терзаться в болезненности этой липкой, от которой совсем не спрятаться. она повсюду, она обвивает его, окутывает его. мешает ему; шепсу хотелось победы, хотелось одержать первое место, доказать всем ( в особенности брату ), что он способен на многое, что он сильнее, что он что-то и вправду может. ему нужна была эта победа, чтобу утвердиться в этом шакальном мире, где каждый готов разорвать друг другу глотку ( и олег перенял на себя волчью шкуру, у него зубы тоже острые, он тоже кусаться может болюче ). и сражаться по-настоящему он тоже мог.

владислав череватый — победитель предыдущего сезона, его черномазная работа, которая олега никогда не привлекала. его гадкий язык и противоречивая личность, вечные проблемы и постоянные ссоры на площадке. олег знает, слышал по слушкам от съёмочной группы перед пилотным эпизодом реванса. он себя и настроил на то, чтобы сражаться стальными кулаками, пробивать костяшку за костяшкой, чтобы показать кто здесь главный. олег смелый, олег здесь самый честный.

только вот влад оказался совсем другим ( с этой улыбкой широкой и искренней, с этими глазами чёрными туннелями, в которых олег видел больше, чем мир собственными глазами; его руки, которые больше его собственных, его широкие плечи и высокий рост, — с владом всё было впервые, иначе, по-другому ). с владиком ( он никогда не позовёт «своим», неважно сколько они касались друг друга, неважно сколько встречались в разных местах, плевать сколько разговаривали с друг другом ) страшно становилось с каждым днём. его ладонь, которая накрывает олегову ( это ебучее обручальное кольцо на безымянном пальце, от которого шепса просто-напросто то - шнит ).

— все мы были там для победы, разве нет? все боролись до последнего и я сражался тоже до последнего, понимаешь меня?

но влад не понимает, олег видит это по осунувшемуся выражению лица, по опустившемся бровям и взгляду, от которого олегу стало как-то не по себе. алкоголь через поры не стал выветриваться, но под тёплой зимней курткой стало ещё холоднее. не хватает чего-то, в остатке олег сгорает до тла, в кармане плешится пачка крепкого красного мальборо ( купил перед финал в ларьке, чтобы закурить, если всё пойдёт по пизде; купил, чтобы закурить, если всё будет слишком плохо; а плохо всё было всегда — когда рядом влад, всё скручивалось в такой злостный узел, что олегу хотелось впервые на очищение к батюшке сходить ).

влад не понимает, ответ его не устраивает. олег лишь головой качает, замолкает на долгом.

олег помалкивает, чувствует себя каким-то несносным маленьким пацаном, которого отчитывает взрослый за шалость детскую. олегу тон голоса влада не нравится, и не нравится совсем как тот себя ведёт сегодня. в странности своей пиджаковой, натянутый пузырь, который хочется иглой проткнуть; они идут рядом, но олегу кажется, что шепс в чём-то лажает слишком сильно, потому что они отдаляются. влад его бросает? влад его оставить хочет? волнение себя не заставляет ждать, зимнее облачко льдин выбивается из губ, а ему так холодно, что даже по приходу домой и включенной батареи, вряд ли отогреется за пару часов.

— я чувствую...

он замолкает, ведь влад опять начинает говорить, а олег вновь задыхается с новой волны, ударившей так сильно по овалу лица. скулы сводит, щёки болят, в горле какой-то сжавшийся шарик дерьма. всё мешается в пьяной хмельной голове, в волосах тают снежинки с опавшей полностью листвы. мысли не завязываются в здравый смысл, а выкатившиеся слова чужие почему-то в этот раз так больно режут по сердцу, что олегу не по себе. он чувствует себя нелепо, как-то неправильно. он чувствует себя предателем, хотя не сделал ведь совсем ничего ( почему ты винишь меня? ).

останавливается.
притормаживает.
застывает.

они стоят так, олегу кажется, слишком долго. сердце уже по грудной клетке не стучит, оно вообще перестало биться. влад рядом совсем, а олег так устал. устал от бессонных ночей, ведь мысли о владе не уходят совсем ни в какую ( неважно сколько он выпьет перед сном, влад очарованием мельтешится в его голове, путает мысли, завораживает его всё сильнее, к себе привязывая ). олег ведь давно уже не школьник, он любви давно настоящей познавший, в отношениях нескольких состоявший.

так почему сейчас?
почему от одних его слов, от его вопросов, от его гласных, перебивающихся согласными, — так не по себе?

олег молчит и это первая главная ошибка, которую он совершает. морщится, брови хмурит и глаза болотные в сторону отводит. пошатывается, с ноги на ногу переминается. когда они шли количество выпитого не чувствовалась, лишь слегка сдавливало голову, словно обруч. а сейчас иначе. стоять неудобно, стоять как-то боязно, ведь пошатывается он на пьяном. на языке алкогольном он грань своё давно на третьей стопке перешёл, но пить продолжал-и-продолжал. ему нужно было заглушить эти мысли. перестать думать, но у олега совсем не получается, ведь отметка в виде обручалки на пальце  — режет. скалит. обнажает.

блять.

— ты поэтому сбежал так?

олег по себе чувствует боль чужую, в себя пропуская её так глубоко, что голова раскалывается большими орехами грецкими. он сейчас лопнет, сейчас просто взорвётся. перед глазами темнеет, и олег лишь голову в сторону отводит. второй ладонью накрывает их руки, и на себя тянет, словно утянуть из этой черноты владика пытается.

— тебе плохо.

как утверждение, и олег зубами стучит от холодно, выворченная душа чужая така сильная и такая остро-больная, что олег в ногах запутывает, по голольду ботинками мажет, и подскальзывается.

он падает в ближайший сугроб. вместе с владом.

и маты вырываются изо рта посильнее и крепче, ведь влад реагирует быстрее, подхватывает, защищает. как обычно это делал. как всегда это делал.
но есть ли в этом какой-либо смысл, если никаких движений вперёд у них нет? если никакого будущего у них совместного нет. олег знает это, он чувствует это, ведь душа владика нараспашку, и он видит все эти чувства, пожирающие его изнутри. видит ту боль кричащую, которую в себе больше не прячет, и олег, конечно, на свой счёт всё забирает. всё на себя перебрасывает.

влад его спаситель, его немой крик, его прямой обзор. влад его защищает, принимает на себя весь удар ( спина теперь вся в слякотном снеге, мокрая ). олег не пытается подняться сразу, пододвигается немного, пьяно выдыхает куда-то в шею, где татуировка одна из-.

— хуйню поришь. мы же договаривались, что от результатов финала ничего не изменится. ты сказал, что всё в порядке будет. я тебя расстроил?

он говорит. он шепчет диком и быстро, некоторые буквы теряются, и кажется, вся его речь каким-то неясным бредом.

— я, блять, и так себя ошибкой всё время чувствую.

зря так.
это ошибкой вырывается, единственная фраза, которая все те месяца их совместные описывает. ему хочется быть для него кем-то, а не просто другом. просто кем-то особенным. кем-то-. олег замирает, словно сказанная глупость — его самый большой секрет, и он теперь разоблачён.

встать пытается побыстрее и резко, но влад держит.

— прекрасно знаю, что у тебя семья. что лена есть и лёва всегда ждёт. я знаю, что просить большего не могу. отпусти, блять.

выкрикивает уже последнее, вырваться пытается, но влад держит зачем-то.

— ну, влад...

он слушает влада, но не слышит ни одного слова, ведь каждое слово — ложь самая настоящая. она реальна, её потрогать пальцами можно, пощупать, сжать в кулаке крепко-накрепко. и влад всё молвит, как священник в церкви ближайшей к дому. говорит мало, но по крупицам олежкову душу пытается собрать, словно кубика-рубика нашёл интересный. но олег не игрушка, олег не какой-то там куб с гранями, где по цвету по сторонам жёлтый_зелёный_оранжевый_белый. блять. кажется, что лучшего и не будет, что для них лучшего будущего не найдётся, лишь конец примитивный ( об этом говорит кольцо, говорит чёртов инстаграмм владика, где то история с леной, то они лежат оба в кровати, то ещё какое-то дерьмище, которое в последствии лишь шепса раздражает до чёртиков. за сигаретой всегда тянется. о чём они вообще говорят? олег не понимает ничего из происходящего, не понимает почему всё так оборачивается неприятно и жалит по позвонкам крепко-крепко, зубы волчьи за каждый позвонок хватают, вгрызаются в кости, дробят их силками крепкими. олег не понимает ничего, за слова изголодавшейся собакой хватается, за косточкой вкусной бежит, хвостиком перед владом виляет.

ему владиковы слова необходимы. его лицо напротив ( оно так близко, что по-настоящему, по самому честному, олег лишь бы на губы чужие смотрел засматривался бы ). вжался бы в них, прижался к их мягкости природной, олегу так нравится и запах влада, и вкус влада, и всё в владе ему так нравится, что проще просто схлопнуться с этого мира, спрятаться под плинтус, прыгнуть под поезд.

его слова сильно по гордости режут, кулаком отрезвляюще бьют. один раз. второй. олег иначе свои мысли выстроить не может, хочется, но не получается совсем никак. влад же наоборот, его в прошлое специально возвращает. пинает словами горькими грубо, напоминалку-заметку на лоб приклеивает. эта победа — всё его яство внутреннее. не только показательное для саши, не только, чтобы доказать матери, что он выбрал правильный путь. это и для себя лично. правда для себя. и олег кричать всё повторно готов, доказывать на тонах повышенных, что этого всего он добился сам. что собственными силами боролся до последнего, выжимал из себя всё, душу искривлял в раздробленных зеркалах, нашёптывал, под ладонью чувствую грани небесные и подземные. голоса не прекращали говорить с ним, умершие пытались связываться ежедневно, люди, которые сами себе такую судьбу уготовили, обращались к олегу на землях обетованных смертью.

ему нужна была эта победа.
( саша обязан прекратить считать его мелким до сих пор, прекратить нянчить его и постоянно подшучивать, даже не по сценарию; олег отшучивается, отворачивается, головой вертит в спасательном жесте, от чего то влад косо глянет на сашу, то лина подойдет и аккуратно поддержит, пальцы сцепляя с шепсовыми. саша обязан был уверовать, поэтому олег боролся до последнего ).

это его победа.
его имя.
его.

и олег всё равно трещит по швам, ведь на самом деле второе место занял, не его победа эта личная ( для камер — да, для фанатов — да, но не для олега ). он в своей улыбке давился, сжимал статуэтку крепко-крепко, фотографировался с каждым попросившимся, но это всего лишь морок перед чужими глазами. вот даже влад поверил.

олег улыбается на слабом, на неуверенном и скромном. такая улыбка когда-то на двадцать первом сезоне битвы покорила тысячи сердец. сейчас уже образ совсем другой, слова подбирает другие, по иначе себя ведёт, натуру свою искреннюю пряча под слоями многоликими.

— но мне было важно это, влад. ты мне всучил статуэтку, оставил на съеденье коршунам. знаешь, сколько людей меня спросили, почему мы вышли вдвоём, держась за эту золотую руку ебучую? я думал мне будет лучше, что тебе будет так легче, но...

отворачивается, выдернуться из хватки всё же пытается, потому что за свои чувства говорить ему противно. не нравится совсем, ведь знает прекрасно, что ни к чему это в итоге не приведёт. что случившееся уже произошло и они оба никогда не смогут его изменить. ни олег своими разговорами через души умерших, ни владик, погостивший на кладбище московском.

ему хотелось этой победы, утереть старшему брату нос, показать, что вот — я сильнее тебя, братец. я лучше. но вот оно как. на деле нихуя. эти блядских три процента будут преследовать его всю жизнь, мучить его кошмарами. поэтому лучше уйти в алкогольную кому, забыться и потеряться в алкоголе, чтобы не видеть мира, чтобы не познавать ещё дополнительной боли ( которая сейчас его разжать из объятий не хочет ). эти сильные руки, которые обвивают путами сейчас, оковы железные и крепкие.

давление уходит резко и возвращается с новой силой точно также. влад сверху нависает, перекрывает вообще всю жизнедеятельность олежкову. руки ему заламывает над головой, держит также крепко, а шепсу, кажется, что разбивается он опять по новой. пиздец какой-то. чувствует крепкий духмяный одеколон — цветочные и перешитые древесиной крепкие нотки. ему всегда нравилось как влад пахнет ( да ему всё во владе нравится, и это совсем заглушить не получается ). олег чувствует тяжесть на бёдрах секундную, лишь потом уже влад нависает над ним ( но олегу хочется вернуть эту тяжесть, хочется опять, чтобы влад был к нему так близок, он скучает по их близости, слишком - ). когда они вообще в последний раз виделись? олег всё готовился к финал, отмазки придумывали они по очереди.

к губам чужим не успевает потянутся, влад опять выдёргивает из мягких грёз. а место, где шрам, теперь ноет с такой силой, дышится тяжело, почти-что не хочется уже дышать и вовсе. заебало всё. заебало это положение, заебало, что они никогда не смогут никому рассказать о них. что это «их» сломается_разобьётся_разрушит чужие жизни. бесит.

олег невзначай у саши совета спрашивал, узнавал за своё, прикрываясь одним из имён своих друзей, мол у него такая ситуация, ты бы как поступил. и саша отрезал на коротком, — нехуй с уже занятыми пытаться что-то строить. ничего не выйдет. а олег всё в шансах погибает, которыми раскидывался каждый раз. у тебя не выходит встретиться, потому что идёте с леной и лёвой утром на детскую площадку поиграть? ничего, я понимаю. ты не сможешь вечером приехать, потому что у лёвы температура, а лена у родителей? ничего, пусть лёва выздоравливает побыстрее, конечно, будь с ним рядом. олег чувствует себя шлюхой продажной, сегодня вечер был проплачен, а уже послезавтра денег на столе у влада не оказалось. они видятся часто, то на съёмках, то после них, то мимолётом на пару минут_полчаса. и олегу хватает, он рад, он счастлив.

но сколько ещё эта ложь будет продолжаться?

— я устал.

тихо.
не спешит подниматься, снег уже растаял за шиворотом и теперь неприятно щиплет кожу загорелую. морщится от этого, пытается как-то ситуацию исправить, поправляя капюшон куртки этой дурацкой, но уже без толку. голову поворачивает, на влада смотрит и без энтузиазма реального за череватым поднимается медленно.

— я не хочу ставить тебя перед выбором, владик. кто я вообще такой, чтобы тебя перед выбором ставить, — семья или я? ты меня за мразь принимаешь?

чеканит отдельно каждое слово, чтобы влад уже понял наконец, что же до него олег пытается донести. он устал уже слишком, ему хочется спать, перестать столько бухать, а не получается из этого списка целое нихуя. в голове засели лишь мысли об чувствах к владу череватому ( тому самому знаменитому чернокнижнику-скандалисту ), и отвязаться от этого не получается.

и не хочется.

олегу нравилось страдать, он самостоятельно выбрал эту дорожку скользкую. за улыбками и за фразами простыми, состоящими из лексикона простецкого ( ничего; всё нормально; без проблем ). и олегу нравилось так, он не хотел быть ошибкой владика, не хотел причинять ему неудобства, ведь всё, что у них случилось — по зову их душ, само собой произошедшее. олег никогда бы себе не позволил их отношения назвать ошибкой, но время, когда они нашли друг друга — было ошибочным. неправильно подобранным. поздним.

со снега выпавшую из кармана пачку сигарет поднимает, смотрит, кажется все цельные и не мокрые. уже неплохо. фильтр в зубах сжимает и чертыхается всё же, понимая, что стрельнувший зажигалку саша, кажется, её так ему обратно и не вернул.

влад сам молча сижку олеже поджигает, рукой в помощь себе огонёк прикрывает.

— спасибо.

и от олега не уходит из виду, что это та самая зажигалка. глаза сами по себе загораются, а улыбка заплывает на лице приятным теплом. они не удерживают долгую паузу, лишь олег всё же шаг в сторону влада делает, поближе.

— у тебя вообще план есть? или ты думаешь, что я в зоомагазине ошейник куплю, скажу — ты мой, — и мы съебёмся в закат оба счастливые? влад, ты же взрослый человек, мы, сука, за свои поступки ответственность должны нести. как я...

затяжку за затяжкой делает, курит на нервном.

— ничего уже не понимаю, честно.