AMBROSE «emrys» Sverre Wronski 25 y.o.

амброуз «эмрис» сверре вронский

https://forumupload.ru/uploads/001b/0c/9d/44/291654.gif
aron piper

дата рождения: 09.03'54.
чистота крови: чистокровный.
школа и факультет обучения: хогвартс, хаффлпаф'72.
сторона: нейтралитет.
патронус: отсутствует.
боггарт: отец, грозящий пальцем и кричащий ему в лицо: «ты ни на что не годен».

артефакты:

волшебная палочка из усов жмыря и остролиста, 27 сантиметров, гибкая; порт-ключ в виде фамильярного кольца с огранённым хризолитом и изображением серого сорокопута на внутренней части шинки; невидимые чернила вместе с прытко-пишущим пером; метла, подаренная отцом; напоминалка;

генеалогия:
josef wronski 1890-1972, pb, dm — дедушка, экс-игрок, игравший на позиции ловца, в польской квиддичной команде «гоблины гродзиска», в его честь названа премия за отличные навыки полёта, создал приём «финт вронского».
mrs. wronski 1907, pb, hg — бабушка, коренная британка и истинная фанатка команды «гоблины гродзиска», проработала целительницей в больнице святого мунго, но оставила работу в силу возраста.
josef wronski jr. 1932, pb, dm — отец, бывший игрок на позиции ловца в команде «нетопыри ньюкасла», оставивший квиддич из-за спортивной травмы после семи лет игры, ныне спонсор команды «нетопыри ньюкасла» и непосредственно её представитель в штаб-квартире британско-ирландской лиги квиддича.
ruta wronski [nee. macmillan] 1932, pb, dm — мама, выигравшая золотой котёл в чемпионате по зельям, до рождения сына работала в лавке шайверетча, хороша в зельеварении, изготовлению ядов и противоядий, тёмной магии, в особенности в проклятиях; на данный момент отчаявшаяся домохозяйка, пытающаяся защитить своего единственного сына от мужа-тирана.

места и годы работы:

с 1972 по настоящее время — ловец в команде «нетопыри ньюкасла»;
с 1979 года по настоящее время — ловец в сборной англии.

умения:
знает польский, немецкий и совсем на слабом базовом уровне французский. хорош в полётах на метле, но на самих матчах всегда показывал средние результаты на позиции ловца. по окончанию школы получил высшие баллы по зельеварению, истории магии и защите от тёмных искусств. удачно сдал экзамен по трансгрессии по просьбам отца. хорошо разбирается в магической медицине и ядах. зачастую многое знает в теории, но на практике ему тяжелее даётся применить собственные знания. хорош в том, чтобы вмазать кулаком по чьей-то роже.

ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖА:

эмрис вронский — это полное отсутствие гармонии с самим собой [когда слёзы на покрасневших щеках, когда след от фамильного перстня на щеке неприятно обжигает кожу, когда язык облизывает сухие обветренные губы, обкусывает и царапает сам себя]. эмрис закрывается в своей спальне и плачет, пока семейный домовой смотрит на него тем своим жалобным взглядом, скорее зная то, что никак не сможет помочь своему хозяину. эмрис вронский — это обгладившие кости, сутулость, потому что хочется пропасть, хочется просто исчезнуть, потому что совсем ничего не получается. не получается ничего в квиддиче, не получается ничего в тёмной магии, не выходит совсем ничего, что он него требует родной отец. он опускает голову каждый раз, когда отцовский взгляд тёмных глаз жалит и режет лучше любого ножа, самая настоящая пытка под запретным заклинанием — эмрис и вправду пытается бороться, только вот ничего не получается. тонкие пальцы зарывают в волосы, причинить самому себе боль, корить себя так сильно за любой промах, ненавидеть себя за каждую ошибку, словно всё на зло. эмрис вронский — это неровный почерк с кляксами на пергаменте, это неуклюжесть в попытках в уверенность, которого никогда и не было [отец добивает его, уничтожает каждым своим словом, у эмриса расщепляется жизнь на «до» и «после», кажется, он просто умирает]. эмрис отрывает свой взгляд, зацикливается подолгу на одних вещах, смотрит затравленно и совсем как-то избито. он улыбкой слабой скрывает все свои убытки, словно молчаливо извиняясь просто за своё существование.

у эмриса лишь мать, которая смотрит со всей понимающей жалостью. она смотрит так, словно понимает, но ничего не предпринимает. МАМ, ПОСМОТРИ НА МЕНЯ. посмотри же без жалости этой сильной, посмотри так, словно гордишься, посмотри так, словно не поддерживает отца. пожалуйста, будь благосклонна.

в персиковой палитре небо, запах сигарет и ладана, слишком всегда отрезвляюще и словно впервые. родинка на лице, тусклость цвета кожи и молочное наваждение, словно хочется маховиком времени воспользоваться и отменить собственную жизнь ( отец будет не благосклонен ). отец пугает, пугает каждый раз, словно любое насильственное действие, словно он не первый и последний раз ударил его по щеке, а продолжал. продолжал бить каждый день, садистски выбивая всю дурь, но вместо этого лишь холодные взгляды, отсутствие тепла и слишком большие ожидания от мальчишки, которому тогда было девять [отец и понимать не хочет, что такое страх, не хочет слушать даже, что эмрис и вправду пытался, вправду хотел поступить в думстранг, и вправду хотел быть хорошим сыном].только это совсем не его.

кожа цвета безжизния с выделяющимися красно-горькими пятнами то на руках, то на спине. они не приятно чешутся, ногтями пытается содрать нервные волдыри и хотя бы как-то сучить своей болевой порог. изломанная кукла, не предоставляющая никакого интереса; отцовскую глотку режет волшебной бритвой, собственное имя звучит от отца как очередной вызов — А ТЫ СМОЖЕШЬ? СМОЖЕШЬ НАКОНЕЦ-ТО СДЕЛАТЬ ХОТЯ БЫ ЧТО-НИБУДЬ? эмрис лишь проглатывает собственное беспокойство, утаивая его сперва в беззвучных слезах, а с годами уже в въедающимся в колотые рани гневе. гнев — это сила, с помощью гнева отомстить за собственную жизнь. эмрис сжимает пальцы в кулаки, пока ногти полумесяцами впиваются в ладони, царапают совсем немного, но уже совсем никакой боли не причиняют. ( вы ничего не понимаете, ведь я правда пытаюсь ). отец не понимает, совсем не хочет даже взглянуть на эмриса хотя бы немного смягчённо.

прячет беспокойство за гневом, нежность — за очередной истерикой, панику — за недовольством сквозным, которая прослеживается в пластиковом взгляде и отчуждённости того самого отшельница-отщепенца. пальцы по-собачьи трясутся в бальной тряске, паника подступающая к горлу вечно сжигает всё изнутри, выламывает каждую кость и крик немой на середине глотки застревает.

у деда йозефа хриплый треснувший смех от старости и морщинистые руки, вечно постукивающая нога в нервном треморе из-за тяжелезны собственной непоседливости и преклонного возраста. у отца до сих пор в кабинете вырезки выпуска «ежедневного пророка», с той самой статьёй и колдографией на полстраницы ещё тогда тридцати четырёхлетнего йозефа вронского старшего; эмрис чувствует как горло сдавливают дьявольские силки, родиться в семье героев спорта — невыносимым грузом по плечам с самого рождения, завышенные ожидания от окружения и вечная чужая уверенность, что у эмриса всё должно выйти точь-в-точь.

только этого не происходит.

КОГДА ВСЁ ЭТО НАЧАЛОСЬ?
( почему я не могу быть как они? ).

в буднях размокших ресниц и сгоревших желаний вмешиваются условия горькой правды. сперва не выходит поступить в думстранг, а после не выходит нормально жить. эмрису не нравится жёлтый, в мантии хаффлпаффа в свои одиннадцать он выглядит до ужаса нелепо и ужасно, герб барсука на жёлтом фоне выбивается из всех приторных мечтаний, словно в очередной раз вдалбливает его под землю. эмрис — приторный дурак со своими приторными мечтами, поэтому когда его, как и дома, зовут по полному имени, по телу бегают мурашки, а кожа слоится в гусиных побегах. осыпающий фасад показушности внедряется в кровь сливаясь в танце, у эмриса ведь будет ещё шанс.

он так думает, когда не пожимает амикусову ладонь, а просто беззвучно шелестит «нет» на около вопрос, на который ни в коем случае не должно было быть отрицательного ответа. у амикуса острая ухмылка, ровная осанка, взгляд из-за которого стоит завидовать и та самая уверенность в себе, которую у эмриса полностью выбили за последние два года. амикус легко заводит знакомства, эмрис это видит, когда они пересекаются в коридорах или встречаются взглядами в большом зале. у амикуса ведь есть всё. дерматитовы запястья по тонкой ткани школьных брюк, ведь амик никогда не предлагает дважды; отец приглашает в дом мистера кэрроу впервые и два мальчика цепляются друг в друга карими глазами, такими схожими и одновременно различными — амикус уже тогда смотрит со всем достоинством чистокровного, знающего себе цену, знающего вес собственных усилий, пока эмриса каждый раз в нервной тряске бьёт, когда отец произносит лишь холодное: — амброуз.

солнце окисляет золото. эмрис чувствует как волки съедают его изнутри в тех вопросах разума с вечным почему, словно-таки он сможет подобрать ответы так легко. подойти самому к амикусу приравнивается к самоуничтожению, ведь в его глазах до сих пор плавится горящие желтки солнца. если бы они были друзьями, он бы мог сказать, что ему очень идёт этот зимний свитер, герб чешуйчатой змеи и всё это. ( неудачники должны знать своё место ).

играть в факультетской сборной по квиддичу на позиции ловца. всё также каждую игру нетопырей присутствовать в министерском ложе и наблюдать за игрой, пока отец горячо описывает каждое действие их ловца [у отца до сих пор болит колено и, если присмотреться, можно уследить за тем как тот хромает на левую ногу, как опирается постоянно на правую, как смотрит вовлечёно за игрой, словно в каком-то квиддичном поле — весь мир]. ему хочется понять это, тоже также чувствовать всё остро и тепло, но вместо теплоты на душе кипяток с мятной заваркой. на душе пустота, старые ноющие раны и ошпаренное сердце, бьющееся слишком быстро.

эмрис вронский — полнейший провальный план чужих реализаций. накопленная за несколько лет злость, которая бьёт так сильно, просачивающаяся грубость и резкость, потому что угождать уже больше некому. эмрис вронский — нахальный взгляд в ответ, когда на третье курсе, после каникул, к нему лезет амикус, чтобы показать, кто здесь лучший. у эмриса палочка в руке пульсирует и греет ладонь. эмрис вронский — сквозная резкость, которая то пропадает, то вновь врывается слишком внезапно. плохие отношения с однокурсниками, вечная попытка и игра в первенство и постоянные неудачи из-за резкости. эмрис вронский проглатывает обиды и уже не плачет в семейном поместье своему домовому, но душу скрести одиночество всё продолжает.

единственное имя остервенело бьётся по кромкам черепа, почти проламывая тонкую кость, почти доводя до безумия. чёрная мантия команды «нетопырей ньюкасла» вызывает чёртову радость, которая пропадает после первой же игрой. ВЕДЬ НИЧЕГО НЕ ПОМЕНЯЛОСЬ. ни в девять лет, ни в одиннадцать, ни после восемнадцати, ни даже сейчас, когда отец всё продолжает проталкивать сына всё дальше по спортивной карьере. всё дальше и сильнее заталкивая его в долговую яму перед всеми и когда собственная аутоагрессия вырывается чрез маггловские методы опустошения — разбить костяшки пальцев о стену, сломать собственную метлу, потому что хотелось просто подняться как можно выше и упасть с метлы, разбив голову.

родители приходят на каждый матч, он ловит отцовский выжидающий взгляд колотого ледокола и темноты, запинаясь вновь и вновь. он слышит своё имя от капитана, слышит это его издевательское: «что, вронский, опять облажался?». и насмешки эти горькие, когда ладони потеют толи от агрессии, то ли от большой усталости по окончанию матча, но он всё равно лезет. всё равно ударяет кулаком по чужому лицу, чтобы рука ныла в омуте пульсирующей боли.

боль сопутствовала тому, что он до сих пор жив.

и в лиге он тоже облажался.
и в каждом матче лажает.
и в раздевалке всё разносит в порыве вихря злости тоже он,
потому что и вправду ни на что не годен.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО:

— родственник «того-самого-вронского», последующий той же участи в спорте, что и мужская часть родословной;
— провалил вступительный экзамен в дурмстранг;
— с самого детства с метлой, но никаких выдающихся достижений так и не добился;
— отец всё ещё продолжает его проталкивать дальше по спортивной карьере, сперва втолкнув сына в одну из лучших команд, а после уже и в саму лигу, пытаясь реализовать на нём все свои несбыточные желания и быстро закончившейся квиддичной карьеры;
— слегка нестабильный и аутоагрессивный с амбивалентными отношениями почти со всеми;
— через американского поставщика покупает растертые рога ходога и пьёт животворящий элексир для лучше игры в квиддич;
— мучается от ряда проблем с ментальным здоровьем, непоседлив, невротичен, страдает от бессонницы и синдрома беспокойных ног из-за чего зачастую уснуть может только лишь после небольшой дозы умиротворяющего бальзама, приготовленного матерью;

как вы видите будущее персонажа:

постоянная аутоагрессия и полное осознание того, что квиддич — это не то в чём он по-настоящему сможет преуспеть; вскрытие всех болей и вскрытие вен.

связь:

скабиор.

пример поста

YOU WERE MY LIFE, BUT LIFE IS FAR AWAY FROM FAIR. was i stupid to love you?
FOOL ME ONCE, FOOL ME TWICE. ARE YOU DEATH OR PARADISE?


впервые страшно настолько, что сердце выскальзывает из прутьев сердечных трубок, выпадает к желудку и синцю чувствует как что-то бьющиеся и что-то так легко дрожащееся — лопается и взрывается как воздушный слайм, когда лезвие меча так легко входит чрез тонкую плёнку. это не цедровая кожура апельсинов, это что-то тонкое, что-то что так легко проскальзывает через ямки меж пальцев, даже если сделаешь лодочку.


синцю, кажется, впервые испытывает чувство это треморное и такое первобытное —
СТРАННОЕ-И-ТАКОЕ-ЧУЖОЕ.


( хватайся изо всех, цепляйся и царапайся,
но не смей отпускать
).


ТЫ ЖЕ МЕНЯ НИКОГДА НЕ ОТПУСТИШЬ? — большим пальцем вести кружки вокруг косточки чунюновской на его узкой ладони. окрашивается в грудной клетке белый холст в разные холодные оттенки бирюзовых камней, тёртый тёмный шоколад и апельсиновая цедра, они же так любят оба фрукты, чунюнь всегда пачкает пальцы в фруктовом соке, а синцю изредка совсем хочется коснуться этих пальцев не только своими [не думай об этом, не зацикливайся на этом — синцю прячет половину в лица в ребре ладони; чунюнь же не поймёт?].


перехватывает дыхание, когда чунюнь говорит: его ледяные нотки, крошатся об берега моря ли юэ. у него голос такой тонкий и такой сильный одновременно, что синцю так насильно хочется всем телом на друга навалиться, прижать его к себе и согреть своим телом розоватую кожу у костей и сгибах, растереть ладошками аккуратное лицо с таким красивым контуром скул ( если бы я был художником, я бы не переставал рисовать тебя, дорогой чунюнь ). синцю патокой медовой и тёплой расползается, паразитом внедряется и мармеладными червячками норки в косточках вьёт, словно птичка маленькая. синцю захватывает всё внимание чунюня, он забирает его ото всех, он тянет его за его такие длинные и красивые руки, тянет за локоть, тянет в кольце собственных рук на шее. синцю только заботливо притягивает, с силой подходить к дорогому чунюню совсем без надобности. чунюнь лишь лаской понимает, лишь когда синцю так аккуратно и заботливо свою ладонь пристраивает в чужой, когда они играют в детские игры, под возраст которых совсем не подходят, но синцю так сильно хочется; у синцю в горле чешутся невысказанные слова, они лихорадкой преследует каждый день — синцю кажется разбивает затылок об скал ледника именованным чунюнем.


— ты всегда так сильно беспокоишься обо мне, — под улыбкой прячется нервный смешок, пальцы кисточками осекаются и как-то огрубевше проводят по косточке. совсем не специально. в нервном потоке воды прячется таинство, синцю привык рассказывать чунюню обо всём, что так сильно болит, но одного он не расскажет даже ему.


он молчит об этом даже себе, придумывает разные сказки, переиначивает прочитанные книги и себя в них затаскивает силками, чтобы не проболтаться, чтобы не сказать лишнего.


— а кто о тебе позаботиться?


никто.


( только я хочу заботиться о тебе, другим нельзя ).


выпуститься из лиан рук и потянуть чунюня поближе к себе, обхватить его плечи руками своими и уткнуться кончиком холодного носа в изгиб шеи. чунюня никому отдавать не хочется, не хочется его ни с кем делить — ОН ЖЕ ТОЛЬКО МОЙ ДРУГ. с чунюнем хочется быть всегда вместе, защищать его от всего и мешать ему постоянно потому, что тот так мило хмурится и краснеет он тоже мило, только синцю об этом всём никогда не скажет вслух. у чунюня образ такого ледяного принца кая из детских сказок иностранных, образ, когда не хочется говорить, хочется дышать совместной тишиной и хвоей, смотреть друг на друга и именно в этом тонуть так приятно, словно на раскалённом камне в источнике.


страшно так быть поводом чьего-то разрушения; синцю сжимает в своих кратких объятиях неловких ещё сильнее, хочет руками собственными чужую грудь сдавить своей узкой, хочет поглотить чунюня, чтобы тот больше никогда не разрушался, чтобы не думал больше о синцю, чтобы никогда не скучал и не грустил, потому что на душе становится так отвратительно от самого себя. как-то гадко, словно в потёмках прожил неделю. синцю хочется сделать чунюня счастливым, потому что улыбки синцю сами слишком грустные и противоречивые настоящему настроению [сяо просто нет дела до синцю, адептам неинтересны простолюдины, сяо неинтересен синцю]. снежная пудра со сладостей падает и разлетается на ветру, синцю распускает бутоны цветов в своих ладонях, дарит всё своё тепло, которое сам может достать из себя, вытянуть клешнями, он пытается быть счастливым так сильно, что это приводит к чужому разрушению.


это приводит к тому, что чунюню больно из-за него, из-за синцю.


отпускает.


— может сходим к лекарю? он точно скажет, что с тобой, а я буду рядом и держать тебя за руку, чтобы у тебя ничего не болело. буду с тобой, когда тебе будет тяжело, мы будет сидеть в тишине, сидеть в шуме фейерверков, будем вместе радоваться или вместе плакать, только не разрушайся, хорошо?


( я же не переживу ).


синцю отползает совсем немного, так чтобы было удобно смотреть в чунюновские глаза и бросаться утопленниками с носов кораблей. он смотрит в эти глаза точь-в-точь цвета такого же, как и цвет волос чунюня. он смотрит как красиво волосы и эта милая косая чёлка едва прячет краешки глаз. ТЫ МНЕ ЖЕ ТАК ВАЖЕН. как же ты можешь разрушится?; убирает ладонью аквамариновую сетку волос, оголяя узкий лоб. волосы у чунюня мягкие и густые. наверное, его часто гладили по голове, этим кем-то всегда был синцю, просто приятные моменты из детства забываются чаще всего быстрее, чем грустные. интересно, а помнит чунюнь что-то хорошее? помнит ли он что-нибудь, что раньше их двоих смешило или радовало до безумства детских криков в лесу и гула моря внизу скал.


— чунюнь, ты мне очень важен и я переживаю за тебя. почему ты чаще всего бываешь таким дурачком?