тобио кагеяма
// haikyuu!!. девятнадцать лет, связующий в швайден адлерс, студент; hwang hyunjin.
BUTTERFLY EFFECT |
the gentle hum of anxiety тобио всматривается в лицо дайбуцу, когда начинается сильный ливень, а дедушка поспешно раскрывает зонт над их головами. он видит каждую угловатость гигантской статуи и то как розоватые лепестки кружат вокруг. одиннадцать метров в высоту и тот самый дайбуцу, который словно улыбается маленькому кагеяме в ответ на его пухлые орумяненные от весеннего холода щёки [тобио встаёт на носочки грязных белых кед и тянет своего дедушку за спортивную куртку: «деда, а сегодня играем?»]; кагеяма мало говорит, много хмурит брови и чешет шею, когда приходится выворачивать правду, потому что дедушка опять всё сразу понял. кагеяма втягивает щёки и смотрит себе под ноги — на щебень с песком и то что не зря мама ругается, что пора кинуть любимые тобиевские кроссовки в стиральную машинку. кагеяма каждый раз чихает, когда на мамин день рождения папа приносит пышный букет с разным сортом цветов, который, как обычно, прекрасно сочетался даже с букетной обёрткой. кагеяма мало плачет, много бурчит и с огромным восхищением смотрит по тв-коробке запись волейбольного матча за 2003ий год. оранжевое абрикосовое небо с белыми облаками, постоянная загруженность в школе, котороя под гнётом волейбольных матчей совсем не ощущается и никак не давит на плечи, прикрытые глаза и музыка, которая давит своими басами в проводных наушниках американские поп-артисты [перевод песен, кагеяма, конечно, не знает, но ритм каждой в альбоме так волнующ]. тобио хотелось бы похвалиться перед родителями хорошей оценкой за тест по математике, но он этого не делает ни в первом году обучения в старшей школи, ни во втором, даже не в третьем, хоть и изредка даже пытался подучивать материал. тобио хотелось бы съесть весь лимонный пирог, который приготовила ему мама, потому что она всегда ждёт гостей, но этого не происходит, поэтому он садится на брошенный на пол футон в шортах и своей любимой чёрной толстовке xxl размера без каких-либо принтов, которые обычно обожают покупать его одногодки, но кагеяма тобио думает, что слишком серьёзен для этого [ему хочется футболок с кричащими фразами о воле и свободе; с фантастическими героями из франшиз марвел и диси; любимыми детскими мультфильмами и мумий-троллями, но юношеский максимализм почему-то берёт вверх]. это чувство — странное и вечно необузданное даже спустя столько лет. капли воды стекают с мокрых волос, а рука так и сжимается-разжимается в нервном тике мышц. это чувство, которое совсем не эмоциональное выгорание, кагеяма тобио теряется, а языком проще завязать черешок вишни в узел, чем связать пару слов в единое предложение. это чувство, то самое, которому подвергались многие, когда чувствуешь, но описать никак не можешь и сделать тоже ничего не можешь — кагеяма языком по нёбу, по нижней губе мазками, но ничего не происходит. плакать не получается — внутренние принципы не позволяют да и глупо это как-то совсем [кагеяма рассматривает собственные «глупо» и «неглупо» и лепит что-либо из хлебной мякоти, оторвав корочки]. он часами может лежать на своей кровати и смотря в потолок представлять в глубине души, как наконец заплачет навзрыд и то как проблемы лёгким взмахом руки пройдут. ногтями врезаться в кожуру грейпфрута и пытаться добраться до кисло-горьковатой мякоти и чтобы сок розоватой палитрой всех оттенков от тёмного до пастельно-розового стекал по фалангам пальцем; тренировать подачи и связки часами в спортзале; не высыпаться неделями и получать нагоняи от старших из-за этого и тех же грязных кроссовках после весеннего дождя; чувствовать сигаретный дым из собственного прошлого, на который аллергическая реакция — выкашлять лёгкие проще, чем забыть прозвище «король площадки»; давление со средней школы, которое временами до сих пор преследует его в ночных кошмарах и те самые завышенные ожидания от самого себя и избитое «ты же можешь лучше» самому себе. остаётся лишь корчить из себя жалкое подобие улыбки на фотографиях. остаётся лишь мыслями утопать в том, что должен был бы забыть уже давно. остаётся лишь возвращаться домой и отрезать кухонным ножом, смоченным в воде из под крана, кусочек брусничного пирога, который мама стала готовить вместо лимонного, потому что просто надоело. тобио не может сказать, например, волейболу «надоело», не может сделать этого же и к другим вещам и людям тоже, потому что тянуться к плохому всегда куда приятней и острее. кагеяме тобио лишь остаётся приходить вовремя на все тренировки команды, носить свою именную футболку с номером «20» на спине и идти в вперёд совсем не оглядываясь. |
у хюнин кая всё настолько в белом контейнере для льда в морозильной камере, что силы есть лишь поджимать губы и брови хмурить. мама научила его всегда придерживать дверцу холодильника, чтобы та ни обо что не стукалась, мама научила хюнин кая заботиться о том, чтобы всё было просто идеально по-матерински. кай натирает губкой для мытья посуды тарелки и обводит поверхности по десять раз по часовой стрелке. пена пачкает и так выпотрошенные бассейновой хлоркой сухие пальцы, но каю всё равно — он смиренно дышит через крылья носа и думает, что вся планета превращается в одного большого таракана и точно неизвестно как бы кай отреагировал на это увидев всё наяву.
люди бывают гадкими [кай это понимает ещё в пять лет, в детской песочнике, когда какой-то мальчик с двумя родинками под уголком левого глаза отбирает все каевские игрушки]. люди бывают всех сортов и видов, словно растения [из одного чрева может вырасти красивая красная роза, а из соседней клумбы — сорняк]. кай выучивает в школе, что люди могут быть и животными — дурными, гротескными и очень даже неприятными. от них может неприятно пахнуть ложью и кай пытается просто избегать таких человекоживотных. они могут быть милыми, как дворовые коты, которых кай кормит каждое утро перед школой, открывая перед двумя кошками банку консервов. они могут быть странными и молчаливыми — притягивать кая за прозрачные ниточки, словно юные неумелые кукловоды — кай в этой жизни познал лишь аниме и десяток книжек в толстом переплёте из библиотечного раздела «зарубежная литература».
люди и вправду бывают разными, но кай ненавидел грецкие орехи просто из-за того, что всегда ломал кончики кухонных ножей, когда мама решала приготовить какой-нибудь десерт с орехами [кай давился в агонии и притворстве краснючем, что у него аллергия, но тесты раскрыли правду]. люди — грецкие орехи — в интернете так легко найти способы очистки орехов от скорлупы, но когда кай занимался этим, всё всегда оказывалось иначе.
когда он знакомился с людьми, они тоже казались ему очень простыми и такими понятными. какие-то детские корейские сказки и ничего больше; кай фыркает по-кошачьи и морщит курносый носик, потому что люди всё те же грецкие орехи и это всё слишком тяжело для него.
общаться, дружить, созваниваться, делиться.
[хюнин кай пребывает в анабиозном состоянии и теряется в собственных чувствах, не отыскивая нужных частей речи].— хочешь манговый сок?
каю самому бы прочистить горло, но бесцветная незаинтересованность бомгю гложет его почему-то куда сильнее, чем собственный голос севший на слоге «сок».люди и вправду бывают разными и подобрать вид для чхве бомгю у кая совсем не получалось. может он путешественник во времени, который потерял память? может он новая эпоха бенджамина баттона и на самом-то деле ему куда больше, чем семнадцать лет [просто таких взглядов у подростков не существует — хюнин специально ходил проверить]. чхве бомгю — это как много раз постиранная в неправильном режиме любимая футболка: бесцветная, с дыркой около шва с правым плечом и каким-то не отстирывающимся пятном от фруктовой газировки. чхве бомгю — почему-то для всех непримечательное присутствие, но кай с таким тяжёлым давлением всегда ощущает его на себе, что в итоге никакая защита не помогает.
каю хочется спросить это клишированное «с тобой всё в порядке?», но оно теряется в неловкой тишине и нервном, кажется, слишком громком сглатывании слюны [кай может поклясться, что это першение в его горле слышат и вне классной комнаты].
— долго не видел тебя.
говорит вместо всего, что перекати-полем в голове.какой-то блядский дикий запад и это всё настолько глупо, что кай попусту начинает рыться в своём одноцветном рюкзаке, чтобы в итоге положить около бомгюновского локтя банку мангового сока из автомата.
до сих пор не противно тёплый, чтобы отмазаться фразой «тёплый как моча» и не настолько холодный, чтобы закашляться.
каю хотелось бы позаботиться о бомгю также, как ему самому хотелось, чтобы заботились о нём. только вот этого не происходит ни со стороны родителей, ни со стороны людей, от которых хотелось бы получать заботу чуть больше разряда «так же нужно»; родителям кая нужно, чтобы их единственный сын был идеален во всём и во всём номер один. им нужно, чтобы он был с каждым разом всё лучше и лучше. каю же хочется просто учиться от девочек плести венки из одуванчиков, играть в компьютерные игры как все обычные подростки и просто быть любимым.
и чтобы бомгю смотрел нормально, а не вот этим киношным взглядом, словно весь мир рухнул разом.
он подходит поближе, заглядывает в телефон бомгю и на лице никаких эмоций, кроме сильного ожидания любой смешной картинки [каждая из них всё равно кая не заставит смеяться]. он смотрит на аккуратные жилистые пальцы с розоватыми подушечками, смотрит на выпирающие косточки, когда фаланги чужих пальцев сгибаются и каю это всё так не нравится.
он чувствует, что что-то совсем иначе, но объяснить всё равно не может.
— смешное? себя что-ли?
пустое лицо призрака недоброго совсем ничего не показывает и даже не пытается. хюнин кай — это никудышний перевёртыш, который никогда не умел правильно мимикрировать. и чувства свои пока-он тянет чужое запястье, выталкивает попрыгунчиком бомгюновский телефон из его рук и ленивым взглядом следит за тем как телефон падает задней панелью под ноги.
показывать не привык, только если это не бомгю.
зубы сминают эмаль, а грубая линия так сейчас сильно разрезает впалые щёки, оголяя все угловатости костяные.
— я, — хочу захлебнуться хлорированной водой, если она будет в тебе. — не специально.
он опускается сам и поднимает телефон, вкладывая его обратно в бомгюновские руки — такие худые, костлявые и совсем белые-белые. у хюнин кая пролетает в голове мысль чёрной вороной, что бомгю ещё слишком рано умирать, а выглядит он уже как смертник.— д-д-д-давай просто закончим всё быстрее и я уйду.
[чтобы в очередной раз ненавидеть своё незнание в людях]. хюнин кай отходит от чхве и ему так от всего этого неловко и неприятно на душе, словно он стал свидетелем чего-то особенно нелицеприятного характера. он чувствовал собственное сердцебиение в ушах, словно только что органы все взбунтовались и поднялись вверх разом. он чувствовал как впивался ногтевыми полумесячными пластинами себе в ладони, потому что в любые коммуникативные штуки он никогда не умел.с чхве бомгю особенно.
и каю больно: от увиденного, от услышанного, от случившегося. и молчанием своим он лишь покрепче сжимает в руках лопату, чтобы наконец похоронить себя заживо — всё это с бомгю такое неверное и со столькими грамматическими и синтаксическими ошибками, что начинает выбешивать изнутри. каю больно, потому что в сердце бомгю не мальчик со сказочным именем из сказки, а какой-то заносчивый и совсем неприятный чхве ёнджун. тот самый, которого кай давно хотел бы остановить в школьном коридоре и ударить. а потом ещё раз и ещё. ещё и ещё. потому что кай заслуживает тоже быть любимым.
— недавно проводили эстафету, наша школа заняла почти во всех позициях первые места.
[спрячься — спрячься — спрячься]. он уходит к учительскому столу, чтобы поднять поблизости исписанные морским боем вырванные листки из тетради по какому-то скучному предмету. жаль, что в диалогах кай тоже не может включать скучного.сердце взрывается на миллиарды.
