сергей рассказывает монотонным голосом о своих планах и перевернувшемся мире, который он и скинет наконец-то. сергей скатерть белую пальцами когтистыми сжимает и лишь сильнее тянет на себя, чтобы скинуть все со стола — красивый сервиз с приготовленной едой изысканной и слишком вкусной. сергей скидывает всё на себя и улыбается сдержано, смотря на павленьку пестеля. они разговаривают о многом, о новой россии и о свободе, как о франции. у него разрушительные идеи выпустить наконец всё наружу и пустить свободу и на россию-матушку. у муравьёва-апостола несколько наград и орденов на тёмно-синем мундире, он участвовал в нескольких битвах, он написал стихи и свободно говорил на французском языке, чувствуя в нём больше свободы, чем в губернии. муравьёв-апостол смотрит на своих собратьев, потому что в армейской единице нет чужих, нет загородных и не существует совсем грани с чужестранцами — серж принимает каждого, как брата родного. серж принимает в семью, потому что воинская вола — выше всего.

у серёжи руки его в шрамах и рубцах — времена битв, у него глаза усталые и видевшие многое — он продолжает смотреть лишь вперёд и не оборачивается назад. и в этом его проблема. у серёжи его мечты превращаются в идеи, а идеи становятся тем самым снежным вихрем из сибири. его идеи прожигают чужие души, потому что его уже давно выжжена им же.

они веселятся. они радуются. много смеются и столько же выпивают. серж сжимает плечо трубецкого и рукой манит, чтобы сказать свои идеи совсем тихо. его горячее дыхание, как на bataille de la moskova. он опаляющий, он горяч, он выжигать своими идеями привык и его язык с чугуна сделанный никак не иначе.

с сергеем бывает тяжело, бывает легко и бывает просто невыносимо. его тело привыкло воевать и движется оно под любое сражение с противником — быстро и резко, он разливается холодной водой из ведёрка, которое принесла bonne. его душа привыкла к радикальным переменам, ужесточению и растратам принятым. его сердце бьётся за собственные идеалы и за союз, которые он скрепляет тайным обществом. каждый вечер. его голова заполнена мыслями об улучшении и переменам знатным, он так сильно в это верит, что реже уже и трубецкой говорит.

над ним за спиной подшучивают, что он орфей среди братьев воинских. его вся жизнь и вправду была похожа на затянувшуюся песнь: о боли, о воле, о свободе, о пылкой страсти и тяжёлой потере. сергей показывает себя со стороны пылким и в то же время очень чутким и сдержанным — сергей муравьёв-апостол не вяжется совсем в каноны российского государства. он не вяжется совсем ни в какие каноны и лишь велит разрушать все имеющиеся грани [у него улыбка мефистофеля, который лишь ходит кругами, подглядывает через широкое плечо и впаривает собственную правду].

у камина ему даётся шанс подумать о многом и осмыслить сегодняшний день. он привык анализировать, привык смотреть со всех углов из-за чего с угла определённого кажется слишком закрытым, слишком молчаливым и слишком «несвойским человеком». с серёжей бывает слишком тяжело, потому что он в тишине той самой отдушину больше находит, чем в вечерах тайных и разговорах под выпивку. муравьёву просто нужен кто-то рядом, кто сможет смотреть со спины апостоловской, потому что назад сергей никогда не оборачивается.

— michel.
[на французский манер — мягко и так тихо, словно волна ударяется о каменный борт и пеной разлетается в стороны разные].

к камину руки протянуть сильнее хочется и забрать всё тепло и жар этот приятный, потому что руки всегда ледяные и капризно требующие тепла.

— тебе стоит притормозить с выпивкой, пустословишь слишком много.
он улыбается слабо, характерно для себя — закрыто, но доверчиво — он на мишеньку смотрит и как-то не выходит всё совсем. ничегошеньки у них не получается, потому что в бестужеве, своём верном товарище и друге армейском, он видит лишь юношу ещё совсем молодого и верящего в геройские пути. муравьёв-апостол не ломает его грёз, но и говорит с ребёнком на серьёзные темы — просто боязно.

до жути страшно.

— миш, а мне давно уже сны не снятся никакие. совсем со сном проблемы. мечтать — это замечательно.
он на бутылку принесённую смотрит и отбирает её у младшего по званию. не подавно молодым совсем столько пить, но он это не говорит лишь губы тонкие сильнее в улыбке тянутся.

с мишей слишком просто бывает по душе. были бы положения другие и их встречи с другим смыслом, то и одной бутылки шампанского не хватило на их два горла.

— если когда-нибудь, миш, тебе станет боязно или ты просто запутаешься слишком сильно, то скажи мне, хорошо? беспокоюсь я за тебя всё же.
он плечами пожимает и делает несколько глотков из бутылки, поленившись встать за бокалом.

— ты всё же мне как брат, миш.