oh sehun, 23 y.o.
^{— exo}

барыга на полставки
дизоориентирован

сехун включает кондиционер на шестнадцать градусов, а на следующее утро задыхается в собственном кашле и пытается не сдохнуть от постоянного зуда в горле и ушах. сехун выплёвывает белую слизь, сокрябанную с языка. в ней спит маленькое насекомое, которое очень живо шевелит своими усиками и начинает на четырёх ногах убегать с обеденного стола. у осеха большие проблемы, очень большие и хочется есть — он сжимает указательным и большим пальцами туловище оранжевого таракана небольших размеров, сдавливает совсем немного, чтобы лапки передние задёргались. сехун закидывает еду себе в рот и зубами прокусывает панцирь. пластинка и левая ножка застревает в дырке зуба, памятным знаком остаётся. сехун слабо улыбается и жуёт дальше.

[indent]  [indent] он просыпается.

мальчик крутит у виска и высовывает длинный посиневший от леденцов язык, сехун недовольно фырчит и начинает ёрзать на меленькой деревянной табуретке, которая совсем не подходит для его комплекции и длинных ног. он вспоминает о бейсбольной бите, которую оставил его одноклассник — в голове бита слишком лёгкая, приятно и легко держится в руке и идёт прилив энергии могущества. о сехуну многие люди не нравятся, он, как псина, принюхивается к каждому. ему нравится запах жаренного животного мясо, особенно свинины, с сильными травяными приправами из дешманского магазина, а если провести шершавым языком по коже, то лимонная цедра остаётся приятным сюрпризом. о сехуну многие люди не нравятся — двуличные, странные, страшные, какие-то не такие — чужие.

сехун улыбается матери очень красиво, по-настоящему и так искренне, любой бы актёр не смог бы изобразить такую счастливую улыбку, с которой он смотрит на свою маму. у сехуна мама самая лучшая, сехун гордо рассказывает об этом в детском саду, когда нужно было нарисовать восковыми мелками семейное древо — сехун рисует две большие калякули и одну прямую линию, мама занимает всё пространство альбомного белого листа и всё пространство сехуновского сердца. он рассказывает о своей маме на открытом уроке, когда нужно было ответить развёрнуто на вопрос: «женщина, которой ты восхищаешься», пока одноклассники шутили и рассказывали завуалированно о любимой европейской порноактрисе или же об женской айдол-группе, под музыку которой они надрачивают себе под одеялом или же об знаменитой актрисе, которая недавно покорила корею вышедшей романтической дорамой на канале. сехун не такой — сехун рассказывает о своей маме. он ею восхищается, ею гордится, её слушается [иногда]. мама сехуна всю жизнь проработала на рынке, торгуя овощами и фруктами, по праздникам одеждой иностранных брендов, которую привозил отец из америки.

сехун постоянно пропадает, вечно крутится на улице, но не для того, чтобы погонять в футбол на поляне на окраине города и не для того, чтобы пойти с другом к женскому общежитию, залезть на дуб и подглядывать через окно на моющихся девушек в душевой — сехун слюной давится, когда видит девочек в таком виде впервые, а потом слишком спокойно оценивает всё, как кулинарный критик, пробующий на вкус мраморное мясо. сехун постоянно пропадает с матерью на работе, изредка помогает, но обычно просто втыкает в прохожих.

ХОЧЕШЬ СЭНДВИЧ?
в какой-то короткий период времени мама перестаёт торговать и перебирается поближе к пристани, устроившись помощницей в рыболовной лавке. от мамы постоянно стало нести рыбой. тухлый запах стал новыми духами от рыночных диор. цветочный запах теперь с неприятными жёсткими пятнами рыбьего мяса, морской соли и чего-то ещё. сехун чувствует, что мать грубо засовывает два пальца ему поглубже в глотку, чтобы вызвать рвотный рефлекс. сехун рвёт сегодняшним ужином — кимчхиччигэ жижицей растекается по полу — сехуну впервые противно от себя и стыдно за себя. но чувствовать запах тухлятины он не прекращает. мама с глазами полного одобрения тянется к сехуну. поглаживает сехуна по волосам, чтобы создать иллюзию того, что сейчас всё правильно и всё хорошо. мама сехуна гладит, как встречающую их каждый день собаку, успокаивающе и медленно.

сехун со временем всё меньше начинает находиться дома. стены сдавливают его, иногда он слышит мышиный писк, но мама не слышит. мама говорит, что ему кажется. через тонкие стены он слышит соседские голоса на улице и то как резиновый мяч ударяется об землю и отскакивает владельцу в руки. у него слабо покалываю пальцы, а ноги сводит неприятной судорогой — сехун злится-злится-злится. с каждым днём всё больше, с каждым годом его злость накопленная превращается в большую цельную музыкальную шкатулку. покрути, заведи маленькую балерину, чтобы та станцевала для тебя, давай.

в школе он не получает высоких отметок, изредка из жалости учителей получает средние балы, чаще всего просто молчаливые косые взгляды. сехун тянет рукав школьного свитера и принюхивается. ему постоянно кажется, что он воняет рыбой из реконструированного рыбьего магазинчика. раньше это была просто лавка, где любой мог купить свежей, недавно словленной, рыбы, но через пару лет владелец лавки решил вложить больше денег в свой небольшой бизнес и стал строить. мама теперь работала в хорошем и новеньком магазинчике, в котором всегда скупались матери сехуновых одноклассников, учителя, весь город. сехун чувствовал себя немного подавленным и очень виноватым, потому что рыбье тельце преследует его. тухлая голова ударяется об кафель и из тухлого рыбьего ока пробиваются белые живые червячки — единственная возможная жизнь. рыба тухнет с головы. сехун начал гнить ещё со средней школы.

он уходит в армию сразу же после школы, потому что неудачники должны идти по лживой удаче. он в последний раз завтракает яичницей с беконом и заливает в себя банку энергетика. сехуну шутят и утешающе слишком сильно хлопают по спине, мол это всего лишь два каких-то там года. сехун язык проглатывает, потому что два года он будет служить на особо опасных точках, в большинстве случаев на границах и поо частому случаю выезжать на опасные операции. писать об этом в армии в письмах маме — нельзя. рассказывать об армии — нельзя. писать лишь о хорошем, также присутствуют ключевые слова, которые нельзя использовать, сехун повинуется почти впервые какому-то закону и скорее всего это даже к лучшему.

когда мина рядом активируется и над ней разлетаются ошмётки бывшего сехунового товарища, сехун не издаёт ни звука. прикусывает фалангу большого пальца, его руки в крови, в песке и мыли, и почему-то в этот момент сехуну совсем не страшно. он вспоминает о своих детских кошмарах и снах — огромной летающей рыбе с мёртвыми глазами и серебряными чешуйками, которые отливались радугой; рядом с разрушенным зданием он выблёвывает вчерашний обед и после пытается отдышаться. тот вечер он почти не помнит, ему лишь военный врач рассказывает в крохотных деталях в каком состоянии солдат о сехун приполз к нему — у сехуна разбито колено и чёрт пока знает от чего и почему и при каких обстоятельствах, он будет врать, что он кого-то защищал, у него нарастающий жёлто-фиолетовый нарост на глазу, но из-за пережитого он никакой боли не испытывает. он застрелил несколько врагов на границах и спас женщину неизвестной национальности и без документов. его слова легко подтверждают, потому что у колена видная коленная пластина и мышцы, связанные с жировыми отложениями.

он лжёт всем и себе тоже.

сехун несколько лет уже после армии пытается как-то проснуться от всего этого кошмара. отказывается от помощи психолога, не сильно горит желанием связываться с армейскими друзьями и совсем не может отыскать постоянного заработка в совсем чужом городе. о матери своей о проблемах собственных не рассказывает — врёт, врёт и приукрашивает. сехун работает стажёром в нескольких компаниях, в которые устраивают его друзья, они хорошо устроились после армии, одному сехуну приходится жить в полнейшем дерьме. он подрабатывал продавцом в магазине — большой продовольственный магазин, круглосуточный магазин возле его, сехуновской, жилой площади, мясные лавки на рынке. он подрабатывал курьером — посылки, а иногда и запрещённые вещества, которые до сих пор закладками раскинуты по собственной небольшой квартирке сехуна [бросить старое дело просто невозможно]; он один раз в две недели звонит матери в йончхон и мило с ней болтает, стараясь как можно сильнее запрятать всех своих демонов.

прожил в йончхоне аж до своего призыва в армию :: птср, бессонница и пиво — лучшие подружки :: очень сильно восприимчив к сильному шуму и крикам, панически боится мёртвой рыбы :: уже год барыжит и думает о том, что это всё же неплохой заработок :: служил на пограничных границах и выполнял важные операции по перехватам и слежке :: слишком часто врёт, но считает, что недоговаривает :: сидит на сильных болеутоляющих из-за колена :: ненавидит делить людей на слои общества по карману с деньгами :: ходит с украденным телефоном :: совсем не задумывается о своём будущем, хотя довольно-таки сообразительный и серьёзный :: частенько прослеживаются неоправданные приступы агрессии :: чмо, отброс, пугливый и просто до сих пор не повзрослевший подросток