фрэнсис абернати
// the secret history. студент в хэмпден-колледж, штат вермонт, изучение древнегреческого и снисхождение диониса по вечерам;бесноватый с ангельским лицом, огненно-рыжий аспид, закрученный в собственных тисках драмы, терпкого гранатового сока пачкающего кончики пальцев и сигарета, зажатая в зубах. abstinentia на всю жизнь и чувство постоянной тревоги по каждому поводу [кутаться в одеяло, нажимать пальцами на глазницы сдавливая и не утихать в безумной шепоте заученных симптомов болезней из медицинского справочника]. убийство и чужая кровь на руках, потому помочь пытался, забрать у другого пытался, перепачканный хитон и дурманящее чувство небытия; роберт паттинсон
i. protège-moi | ii. you caused it | iii. chemical appeal |
фрэнсис любит жизнь, но маленькими наркотическими дозами, словно ещё неловкий наркоман, скручивающий доллар в трубочку только со второго раза нормально: хроническая усталость, сплетённая крепкими дубовыми корнями с дежурной улыбкой и ссутулившимися плечами. разговаривать на мёртвом языке, обжигать язык шотландским виски и драматизировать по каждому поводу. выпивать шампанское, rosé wine, виски, чувствовать тревогу и перечитывать стихи романтистов в мягких обложках; а ещё фрэнсис влюблён [постоянно, круглосуточно, каждую минуту всё меняется и переворачивается в животе]. грозен лицом, как бурная ночь и сиял он ужасно, — после той ночи в лесу всё меняется, всё перерастает во что-то архаическое. фрэнсис всю жизнь провёл с неуклюже раскиданными по карманам купюрам, никогда ни в чём особо-то не нуждался и смотрел на мир с лёгким романтическим подтекстом, подвергая романтизации, кажется, просто всё. его лёгкие, от того и слишком запутанные отношения с матерью, у которой нынешняя её-любовь-всей-жизни не слишком уж и старше самого фрэнсиса. когда приходится врать из-за денег, чувствовать лёгкое подташнивающее чувство в глотке и всё ближе подтягивать себя к обрыву. кажется, к тому самому, с которого свалился банни. (запах окопной земли, сплавки железа, гиацинта и старой пожелтевшей бумаги). накрахмаленные рубашки и лёгкие свитера поверх, закутаться в пальто и день за днём скрывать увеличивающее количество грехов в арифметической прогрессии в них. фрэнсис абернати всё время прячется и скрывается в своих «а если...». он улыбается совсем неловко, волосы сгоревшие под летним солнцем, привычка отдёргивать рукава каждый раз, когда приступ нервозности. фрэнсис беспокоится о жизни, беспокоится о друзьях, беспокоится даже о смерти, потому что даже она должна быть прозаически красиво исполнена. звонить через раз поздно ночью ричарду, созваниваться с генри и закусывать кончик языка на крутящейся просьбе. любезничать с близнецами и уклончиво отвечать на ричардовые вопросы каждый чёртов раз, потому что у них же тайная история, тайная община античных греков, в которую не каждый мог войти лишь по желанию; принять прямое участии в вакханалии, в двух убийствах и собственных научных наблюдений за меняющимся небом после двенадцати вечера из-за надрывающейся бессонницы, если в прикроватной тумбочке отсутствует пузырёк снотворного. скрываться за элегантными костюмами и улыбками офисных клерков, у которых фрэнсис чаще всего забирал чеки от матушки. пребывать в постоянном страхе раскрытия и на каждый ужин готовить что-то новое, трещать без устали о заботе о себе и крепком здоровье, но ничего из этого не делать для себя. иметь с десяток в запасе вздохов, означающие разные фрэнсисовы эмоции и закручивать латынь в невольную игру флирта. |
CREATURE COMFORT |
слышать постоянный шум улицы, чувствовать на своей коже как свет уличный проходит через поры и отражается, словно зеркало [видишь ли ты монстра? кусачая пасть и оцарапанное лицо ногтевыми пластинами]. счёсывает мертвую эпидерму для новых начал, старая омертвевшая остаётся под ногтями, словно грязь после дождя на сером огрубевшем из-за автомобильных шин асфальте. шинсо всматривается в темноту, чтобы увидеть в ней себя, такого же пустого и холодного. такого чужестранца, который не должен быть ни здесь, ни существовать вообще.
фиолетовые волосы спрятаны под капюшон джинсовки тёмной джинсы смежной вместе с лёгкой кофтой охрового цвета — смотрится странно, даже любое выходящее за рамки пурпурного цвета выбивает шинсо из каталога человеческого, словно он уже не лишь чужестранец, но и не человек вовсе. волосы в разные стороны, совсем твёрдые и в тоже время ломкие под чужими ладонями, словно выпадут вмиг, если кто-то коснётся хитошиной макушки [никто никогда и не касался, всем плевать на то какого цвета волы и на то кем он является, в их глазах он лишь чудовище]. посиневшие губы вен от зябкого холода, который пробивает кости. подкожные гематомы на рёбрах от постоянных тренировок и изнурительный взгляд, пробирающий каждого живого.
хитоши шинсо никогда не хотел быть темнотой, но стал ею как только понял кем на самом деле является.
— не герой, не спаситель
[indent][indent]н-и-к-т-о**зубами бы впиться в это сырое мясо, похожее по вкусу на куриное. вцепиться бы ногтями, обхватить ногами, обжигать непростительно своим дыханием трупным и смеяться совсем горько. таким не хочется быть ни в четыре года, ни в депрессивные семнадцать, когда под подошвой кед прячутся даже живые растения. не хочется дышать одним воздухом с другими, потому что все шарахаются от него — прокажённый, отбросина, настоящий злодей — хитоши чувствует на себе эти взгляды, пропитавшиеся человеческим страхом и смятением; хитоши тоже страшно. не знать кто ты — утомительно.
он — гангрена революции, мирового переворота и, наверное, даже прекрасного будущего, если бы в него кто-то поверил раньше. если бы увидели сперва его, а не раскрошенные под ногтями струпья и кровь свежую совсем, неприятного цвета давленных ягод. он — что-то грязное, нечестивое, совсем запрещённое под гнётом социального кружка общин. он — хитоши шинсо — всегда чужак где бы он не был.
солнце никогда не светило в его сторону. утром оно цвета прокисшего творога, вызывает открытую неприязнь и насекомоидную аллергию. противно, потому что даже какое-то чёртово солнце не высовывает язык, не целует его в переносицу, чтобы летом ходить с веснушками. ничего такого подобного, потому что хитоши попросту для такого не годен; темнота точно такая же, только уже цвета спелой сливы, только-только сорванной. звёзды — переломанные кости человечества, ничего больше.
— ты похож на труп.
хитоши тоже похож на труп, заросший маками, васильками и жёлтыми тюльпанами. такой же мерзкий, но прикрытый лишь названной красотой и обычностью. он не смотрит на томуру, не рассматривает его шрамы, потому что через несколько месяцев с собственных рук будет снят скальп — что под кожей у черноты? что под кожей у злодеев?
хитоши злодей для общества, а так хотелось быть героем,
[indent] [indent] но не получается.
НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ, НИКТО НЕ ХОЧЕТ ПОМОЧЬ ЕМУ. ВСЕМ ПЛЕВАТЬ, ОН НИКОМУ НЕ НУЖЕН, А СЕРДЦЕ-ТО СОВСЕМ ПТИЧЬЕ, ЕЩЁ И РАЗОРВЁТ НАПАЛМОМ. ВЗГЛЯДЫ ЭТИ ПОДБИТОЙ НА ПЕРЕКРЁСТКЕ СОБАКИ, ТЫ СБИЛ ЕГО, СЛОМАЛ ЕГО. ИЗНИЧТОЖИЛ ИЗНУТРИ, СЛОВНО ЧЁРТОВ ВИРУС.
на улице холодно, но когда ты и так кай, сожравший до последней косточки снежную королеву, уже ничего не страшно. корка мозга леденеет, покрывается ледниками, о которые очень давно стукнулся носом титаник; шинсо стягивает с затылка капюшон, словно оголяется перед чужаком, словно показывает себя, но на деле хочет раскрыть другого.
томура странный, не похожий на остальных злодеев, которых хитоши удавалось увидеть на трансляциях по телеку и в новостной ленте в интернете. у него всё выгоревшее (наверное, горячее?) тело. смердливое и неприятное, только вот шинсо ко всему тёмному неосознанно тянется, выкручивает себе фаланги пальцев и ступает на неправильную разметку дороги.
— на показ мод в милан тебя бы точно не взяли с такой рожей.
